Не всегда видимая
Это из планируемого "Пока бьется сердце"
Отряд быстрого реагирования прибыл на место предполагаемого покушения, как это часто случается, слишком поздно. Пыль, поднятая взрывом, уже улеглась и разбросанные ударной волной кирпичи и бетонные плиты покрывал свежий снег, да кое-где поднимался черный дым. Так как авроры не успели предупредить взрыв, оставалось выполнить формальности – оценить ущерб и найти пострадавших, писком возможных свидетелей и изменением памяти займется группа зачистки, они должны подъехать с минуты на минуту.
Холодный ноябрьский ветер забирается под мантию и заставляет меня ежиться. Пока Дож и Тулуман рыщут среди руин, я пошел в обход места взрыва, надеясь хоть немного согреться. С низкого неба большими хлопьями опускается снег, укрывая белым полотном искореженный бетон. Аккуратно шагая между обломками, я приближался к своим напарникам, когда услышал, как Дож говорит:
— Посмотри, это же Малфой, кажется?
Сердце моё оборвалось и внутри появилась пустота – четыре года… Четыре года я не видел Малфоя, и меньше всего мне хотелось увидеть его на месте взрыва. На ватных ногах я направился к напарникам, как молитву повторяя про себя: «Пусть это будет Люциус… Пусть это будет Люциус…» Не дойдя пары шагов, я услышал голос Тулумана:
— Действительно, Малфой-младший. Как жалко…
Ноги подкосились, меня повело, и я чуть не упал, с трудом восстановив равновесие. На мгновение серое небо стало ослепительно белым, а падающий снег черным, из-за звенящей тишины я не расслышал ответа Дожа. С трудом дойдя до них, я вцепился в плечо пожилого аврора и посмотрел вниз. Разметав длинные волосы по земле, вытянувшись во весь рост там лежал Драко… Мой Драко… Его лицо было повернуто от меня, снежинки ложились на светлую кожу и не таяли. Чуть переместившись, я смог увидеть жуткую картину – лоб над левым глазом представлял собой кровавое месиво, кожа со скулы была содрана и висела на небольшом лоскутке, сквозь открытую рану белели зубы.
Присев возле тела, Тулуман произнес:
— Странно… Он лежит довольно таки далеко от эпицентра взрыва.
— Наверное, его сбило обломками, — Дож показал на лежащую рядом плиту с торчащей арматурой, на ней были видны следы крови. — Ты, кажется, знал его? — обратился аврор ко мне.
Вопрос Дожа не сразу дошел до моего сознания.
— Да, мы учились параллельно… — чужим голосом ответил я.
Тулуман попробовал задрать рукав мантии на левой руке Малфоя, но он пропитался кровью и не отворачивался. Чтобы было удобнее, аврор оперся рукой о грудь мертвеца, замер на мгновение, а потом быстро прижал два пальца к его шее.
— Да он жив! — воскликнул он. — Медиков, быстро!
Дож метнулся назад за медиками, а я, потеряв опору, рухнул на колени. Тулуман тем временем распахнул мантию Малфоя и прижался ухом к груди.
— У него еще бьётся сердце…
В прострации я смотрел в безразличные серые глаза, которые безучастно глядели в такое же безразличное свинцовое небо, пока появившиеся, словно ниоткуда, колдомедики не положили Малфоя на носилки и не унесли. Тулуман коснулся моего плеча, приглашая идти дальше, но я отрицательно помотал головой и сказал, что хочу остаться. Просто я боялся сейчас встать, боялся, что не смогу сдержаться и разревусь на глазах у всех.
<…>
«У него еще бьётся сердце», — это «еще» меня пугало больше всего. Всего пару минут назад я думал, что потерял Малфоя навсегда, и не хочу терять его снова. Тугой комок встал в горле, и я изо всех сил таращил глаза, лишь бы не зареветь. Словно почувствовав моё состояние, из-за туч выглянуло солнце, чтобы согреть и подбодрить меня. Солнечный луч скользнул по окровавленным обломкам, и я увидел, как что-то блеснуло, пригляделся – цепочка. Потянув за нее, я вытащил на свет кулон. На ладонь лег пухлый голопопый купидон с луком и серебряными крылышками. Эту глупую безделушку я подарил Драко на седьмом курсе за пару месяцев до окончания школы, мы тогда еще вместе смеялись над ней. Выходит, все эти годы Малфой носил мой подарок? Возможно, он, как и я, тоже вспоминал наши ночи; возможно, также желал вернуть все назад? Я не смог больше сдерживать слезы, сжав в кулаке кулончик так, что острые края врезались в ладонь, я плакал, раскачиваясь и тихо подвывая
Отряд быстрого реагирования прибыл на место предполагаемого покушения, как это часто случается, слишком поздно. Пыль, поднятая взрывом, уже улеглась и разбросанные ударной волной кирпичи и бетонные плиты покрывал свежий снег, да кое-где поднимался черный дым. Так как авроры не успели предупредить взрыв, оставалось выполнить формальности – оценить ущерб и найти пострадавших, писком возможных свидетелей и изменением памяти займется группа зачистки, они должны подъехать с минуты на минуту.
Холодный ноябрьский ветер забирается под мантию и заставляет меня ежиться. Пока Дож и Тулуман рыщут среди руин, я пошел в обход места взрыва, надеясь хоть немного согреться. С низкого неба большими хлопьями опускается снег, укрывая белым полотном искореженный бетон. Аккуратно шагая между обломками, я приближался к своим напарникам, когда услышал, как Дож говорит:
— Посмотри, это же Малфой, кажется?
Сердце моё оборвалось и внутри появилась пустота – четыре года… Четыре года я не видел Малфоя, и меньше всего мне хотелось увидеть его на месте взрыва. На ватных ногах я направился к напарникам, как молитву повторяя про себя: «Пусть это будет Люциус… Пусть это будет Люциус…» Не дойдя пары шагов, я услышал голос Тулумана:
— Действительно, Малфой-младший. Как жалко…
Ноги подкосились, меня повело, и я чуть не упал, с трудом восстановив равновесие. На мгновение серое небо стало ослепительно белым, а падающий снег черным, из-за звенящей тишины я не расслышал ответа Дожа. С трудом дойдя до них, я вцепился в плечо пожилого аврора и посмотрел вниз. Разметав длинные волосы по земле, вытянувшись во весь рост там лежал Драко… Мой Драко… Его лицо было повернуто от меня, снежинки ложились на светлую кожу и не таяли. Чуть переместившись, я смог увидеть жуткую картину – лоб над левым глазом представлял собой кровавое месиво, кожа со скулы была содрана и висела на небольшом лоскутке, сквозь открытую рану белели зубы.
Присев возле тела, Тулуман произнес:
— Странно… Он лежит довольно таки далеко от эпицентра взрыва.
— Наверное, его сбило обломками, — Дож показал на лежащую рядом плиту с торчащей арматурой, на ней были видны следы крови. — Ты, кажется, знал его? — обратился аврор ко мне.
Вопрос Дожа не сразу дошел до моего сознания.
— Да, мы учились параллельно… — чужим голосом ответил я.
Тулуман попробовал задрать рукав мантии на левой руке Малфоя, но он пропитался кровью и не отворачивался. Чтобы было удобнее, аврор оперся рукой о грудь мертвеца, замер на мгновение, а потом быстро прижал два пальца к его шее.
— Да он жив! — воскликнул он. — Медиков, быстро!
Дож метнулся назад за медиками, а я, потеряв опору, рухнул на колени. Тулуман тем временем распахнул мантию Малфоя и прижался ухом к груди.
— У него еще бьётся сердце…
В прострации я смотрел в безразличные серые глаза, которые безучастно глядели в такое же безразличное свинцовое небо, пока появившиеся, словно ниоткуда, колдомедики не положили Малфоя на носилки и не унесли. Тулуман коснулся моего плеча, приглашая идти дальше, но я отрицательно помотал головой и сказал, что хочу остаться. Просто я боялся сейчас встать, боялся, что не смогу сдержаться и разревусь на глазах у всех.
<…>
«У него еще бьётся сердце», — это «еще» меня пугало больше всего. Всего пару минут назад я думал, что потерял Малфоя навсегда, и не хочу терять его снова. Тугой комок встал в горле, и я изо всех сил таращил глаза, лишь бы не зареветь. Словно почувствовав моё состояние, из-за туч выглянуло солнце, чтобы согреть и подбодрить меня. Солнечный луч скользнул по окровавленным обломкам, и я увидел, как что-то блеснуло, пригляделся – цепочка. Потянув за нее, я вытащил на свет кулон. На ладонь лег пухлый голопопый купидон с луком и серебряными крылышками. Эту глупую безделушку я подарил Драко на седьмом курсе за пару месяцев до окончания школы, мы тогда еще вместе смеялись над ней. Выходит, все эти годы Малфой носил мой подарок? Возможно, он, как и я, тоже вспоминал наши ночи; возможно, также желал вернуть все назад? Я не смог больше сдерживать слезы, сжав в кулаке кулончик так, что острые края врезались в ладонь, я плакал, раскачиваясь и тихо подвывая
